В 50–60-е годы XX века печатная графика переживала, пожалуй, самый сильный подъем в истории советского искусства. Самостоятельные графические школы появлялись в национальных республиках, в том числе в Якутии. Сегодня молодые художники ищут способы актуализировать якутское графическое наследие: буквально достают его из бабушкиных шкафов и переносят в социальные сети. Это не источниковедение, а желание дать современным художникам неожиданные «референсы», отличные от ленты инстаграма.

Александр Иннокентьев иллюстрирует обложки альбомов якутских панк-групп, рисует постеры для группы Sonic Death и бомбит граффити на улицах Якутска. Шесть лет Александр учился в петербургской Академии Штиглица на художника компьютерной графики и анимации, а затем вернулся домой в Якутию. В его работах считывается влияние классической школы рисунка, аниме, эстетики блэк-метала и советской графики 60-х.

Последней теме посвящен один из проектов, в котором он задействован, — инстаграм book_graphics_of_yakutia. Микро-медиа о якутских книжных иллюстрациях советского времени Александр ведет вместе с подругой Аней Бястиновой. Книжный шкаф ее бабушки — бесконечный источник материала для инстаграма. «Анина семья — представители якутской интеллигенции, в их доме постепенно накопилась огромная библиотека. То, что мы выложили — это сотая часть. Мне было интересно зафиксировать это явление, чем-то вдохновиться, а что-то перенять», — рассказывает Александр. Еще один блог о якутском искусстве, к которому имеет отношение Иннокентьев — группа «Якутские картины» во Вконтакте и одноименный Tumblr. Помимо живописи, там представлена значительная коллекция эстампа 50–70-х годов. Этот блог придумал и до 2017 года наполнял музыкант Анатолий Чиряев. Инициативу в 2019 году подхватил Иннокентьев.

Для якутского панк-лейбла «Юность Севера» Александр нарисовал мерч, который можно принять за линогравюру из какого-нибудь советского романа о юношестве (впрочем, одноименная республиканская детская газета «Юность Севера» существует и сейчас). На самом деле «ламповый» аналоговый шум на картинке создан в Photoshop. Александр занимался офортом и до сих пор периодически делает линогравюры, но чаще всего обрабатывает свои рисунки в графических редакторах.

Мерч «Юности Севера» перекликается линогравюрой «Слушают мир» (1965 год) из серии «Мой Север» художника Афанасия Мунхалова, одного из замечательных мастеров, кто вывел в 1960-е годы графику Якутии на международную арену. Сюжет для этого листа художник подсмотрел во время поездки по тундре в рамках проекта научно-исследовательского Института языка и культуры ЯАССР. Путешествуя по Среднеколымскому улусу, Мунхалов делал зарисовки с костюмов местных народов. Вместе с искусствоведом Иннокентием Потаповым художник остановился в юрте молодоженов. По вечерам пара слушала радиолу и однажды Мунхалов сказал: «О, слушают мир». Они слушают мир, но вскоре мир увидит их.

Считается, что якутская графическая культура начала складываться в 1956 году, когда в республику после Суриковского института вернулся художник Эллей Сивцев. В Москве он занимался в мастерской Евгения Кибрика — ученика Петра Филонова и иллюстратора книг Александра Пушкина, Юрия Тынянова, Ромена Роллана.
В Суриковском учились почти все герои якутской арт-сцены 60-х — Афанасий Мунхалов, Валериан Васильев, Лаврентий Неофитов.

В 60-е годы XX века печатная графика переживала пик популярности в СССР. Процесс захватил всю страну, и национальные графические школы стали формироваться в Якутии, Хакасии, Бурятии, в северных областях — тех, что принято называть «Русским Севером».

В эстампе художники имели возможность говорить тихим голосом о интимном, бытовом — повседневной жизни, которая состоит не только из трудовых подвигов. Хотя, даже сугубо социалистические и революционные сюжеты приобретали человеческое измерение именно в графических листах, а не в станковой живописи «сурового стиля».

История Валериана Васильева очень похожа на историю современных молодых якутских художников. Архитектор Юрий Холмогоров рассказывает в фильме: «Это было совсем другое время. Была потребность выйти из маленького города в тот, большой мир». Васильев учился в Строгановском училище на художника мебели, а в свободное время ездил в Ленинград, Прибалтику и даже Прагу, где сделал много архитектурных зарисовок. Диапазон эстетических интересов художника включал как мексиканское современное искусство, так и графику швейцарца Ганса Эрни, близкого к сюрреализму.

После учебы в Москве Васильев возвращается в Якутск, но вместо работы на мебельном производстве решает посвятить себя графике. Тем более что рука уже была набита после студенческой практики с деревом. «Он был дизайнером и знал материал — это дало ему большую фору по сравнению с академическими художниками живописцами. Они, как сейчас бы сказали — не владели новыми технологиями», — объясняет в фильме в фильме архитектор Холмогоров. Для якутских художников линогравюра была еще и возвращением к практикам народных мастеров — резчиков по дереву и кости.

В серии Валериана Васильева «Старые якутские мастера» центральное место занимает лист «Сардаана», изображающий резчика чоронов — сосудов для кумыса. В левой руке мастер держит цветок сардаана — разновидности даурской лилии, которая растет в Якутии и является символом счастья. «Мастер любил и знал свою природу. Она помогала ему быть художником», — писал сам Васильев об этой гравюре. За годы жизни на расстоянии от своей природы, художник приобрел собственный графический язык, а с ним и новый взгляд на свою культуру.

Примерно о том же рассказывает Александр Иннокентьев. «После того как поступил в Академию Штиглица, со стороны посмотрел на якутскую культуру. Когда ты живешь там, ты — часть контекста и воспринимаешь все как данность. Именно в Петербурге я начал вдохновляться якутской природой, образами из мифологии и повседневной жизни. Ностальгия очень сильно влияет на вдохновение — образы сглаживаются, прогрессируют и становятся выразительнее. В Якутии сложилась очень специфическая и интересная ситуация: перемешались традиционные верования, анимизм, христианство и советское наследие. Суперобычная вещь — пойти в лес и покормить духов леса».

Обращение к фольклору для современного художника (а якутские графики 60-х были именно современными художниками) — это тонкий лёд. Изображение должно быть визуально свежим, при этом сохранить символическую сложность сюжетов народного эпоса. Прежде чем приступить к серии об Олонхо, Валериан Васильев изучает том «Искусство Запада и Востока» американского исследователя Б. Роуленда-младшего. Он синтезирует приемы восточного искусства прошлого и свой собственный стиль.
Графические образы Васильева в итоге оказываются на обложках серии пластинок по Олонхо фирмы «Мелодия».

Иногда отсылки к Олонхо не заметны с первого взгляда, потому что работа не иллюстрирует эпос, но вплетает его элементы в картину повседневности. Например, в графическом листе «Счастье» Афанасия Мунхалова дерево кажется отсылкой к великому древу жизни Аал Луук Мас, соединяющему все три мира Олонхо: Верхний, Средний и Нижний.

В линогравюре В. Карамзина «Солдат гражданской войны» — красноармеец превращается героя народного якутского эпоса. И не только якутского. Профиль солдата напоминает «лица» каменных монолитных статуй моаи с острова Пасхи. В современном искусстве, пожалуй, самая известная работа в этой эстетике — стрит-арт-кампания Шепарда Фейри под названием Obey Giant с трафаретным изображением французского рестлера. Если убрать с головы солдата Карамзина будёновку, а из рук флаг — будет сложно понять, когда, кем и где сделана эта работа.

Место графики молодых художников на современном российском арт-рынке определено довольно чётко. Графика нужна как «точка входа» в коллекционирование для тех, кто готов потратить на лист совсем небольшую сумму, иногда всего 5–10 тысяч рублей. ​​Как основной медиум печатную графику практически не выбирают даже выпускники графических факультетов художественных академий. Язык эстампа, который был современным 60 лет назад, сейчас воспринимается архаичным.

«Мне кажется, что сейчас искусство печатной графики не популярно. Молодым авторам интереснее диджитал, потому что охват аудитории огромный: можно получать заказы из рекламы, геймдева. Многие художники, иллюстрирующие книги сейчас, вдохновляются цифровым искусством или аниме. Сами иллюстрации в основном создаются сразу в графических редакторах, поэтому мы видим мазки кистей Photoshop. В диджитале у художника нет ограничений инструментов и материалов: это очень привлекает. Дизайнер заходит на behance, ищет похожие успешные проекты и попадает в замкнутый круг: люди из одной индустрии вдохновляются друг другом», — рассуждает Александр Иннокентьев.

В советское время, когда книги выходили миллионными тиражами, графика была по-настоящему массовым искусством. Сейчас с этим феноменом сравнится разве что инстаграм, Твиттер или NFT-маркетплейсы — именно там находят свою аудиторию цифровые художники. Перенасыщение художественными образами в социальных сетях имеет обратный эффект: неразличимое искусство «жирного глянцевого 3D» попадает в зону баннерной слепоты у зрителя.

«На художника больше всего влияет насмотренность. Получается, что диджитал-художники смотрят только на диджитал-художников, а советская графика и дизайн не попадают в их поле зрения. Если кто-то и работает с эстетикой линогравюры 60-х, то я это воспринимаю, скорее, как дань прошлому. Все дело в том, что переосмысления не происходит — просто копирование эффектов дигитальными средствами».

Мы ищем свежие образы, блуждая по интернету, но чаще находим то, что уже видели. Поэтому линогравюра «Зло» Афанасия Мунхалова, на которой собраны все самые популярные медийные образы смерти, кажется созвучной времени не меньше, чем коллажи самого дорогого в мире цифрового художника Бипла (Майка Винкельмана), создающего комические и фантасмагорические произведения, посвящённые актуальным политическим и социальным темам и использующие отсылки к явлениям поп-культуры.